Тем пантомимы и сильны, коль речь о них…
А ты добейся хрипоты
В сердцах людских,
И хорошо бы наготы
Душевной их…
Из бесконечных слов любви
Скуется цепь для уст.
В святых запястьях не ищи
Рукопожатий вдруг.
В своих мечтах и море грёз,
Найти дорогу не легко,
Не взять тут высоту без слёз,
Да и взаймы не то…
А из-под сомкнутых ресниц,
Текут прискорбные ручьи.
Тут нет других и нет ничьих,
И нет серьезных лиц.
Актеры театра и кино
Играют в жизнь.
Лишь пантомимам все равно,
Кому служить.
Немой пронзительный их взгляд,
Он смотрит внутрь вен,
Проходит образ, и Роден
Встаёт с колен.
Тем пантомимы и сильны,
Коль речь о них.
Все беззащитны и грустны,
Но далеки они...
Покажи мне, любимый, где Юг…
Покажи мне, любимый, где юг.
Где ветра будут в спину мне дуть.
Нарисуй ты мне в озере круг,
Где мне можно легко утонуть.
Покажи мне дорогу в лесу,
Где берлога — моя благодать.
Отыщи мне большую сосну,
Ту, которую можно обнять.
Все сомнения мои ты развей,
В поле высыпь всю свою страсть.
Не пришпоривай буйных коней,
Я готова с тобою пропасть.
И их немного, почти сорок два; но кому-то и этого хватило
Я сижу на полу, обняв половицы.
Мне видится что-то, мерцает сознание.
В мозгу где-то слезится,
Во времени растекаются мысли, превращаясь в глаголы,
Они в основе, во главе угла.
Можно закрыть все школы.
И мне от удушья обиды, пора перестать
Искать смысл, перестать злиться.
Икая прошлогодней ставридой, нужно
Встать наконец и выйти из моды,
Для этого надобно обнажиться
И дать немного свободы пресловутой.
Мне нужно и нужно умыться…
И вот уже осень и я очень серьёзен, как никогда,
Милости просим — мне кто-то свербит у моего виска.
Позади года, их немного, почти сорок два.
Но кому-то и этого не хватило,
Чтобы просто быть.
Помечу-ка здесь, пока,
Не уплыло сознание в осень и в зиму,
Я кладу продовольствие в магазине в свою собственную корзину,
Я надеюсь на лучшее, или нет. Я думаю
Размышляю… Я стою на пороге… Я знаю
Или не знаю…
Таков промежуток, такой рубеж, я нашёл икону и новый падеж.
Меня донимает не мысль, тревога… я маюсь… какое-то беспокойство,
Обнаруживает в зрачке новое страдательное свойство,
Расширяется сужая границы мира.
В моем случае, полсотни метров квартира.
Я безнадёжен, мечтами укутан, как и многие.
Последние лгут и я многим, запутано всё и всё слишком просто.
Махну я, пожалуй, рукой.
И на каменный остров вступлю,
Свое прошлое оттолкнув ногой...
И пела мне: «Все было, было».
Была удушливою пядь,
Нутро моё кровоточило.
Семь раз мне ставила печать,
И пела мне: «Все было, было».
На вечер ночь вуаль кидала,
Тогда я не знала доброты,
До темноты в глазах.
Сосало в ребрах,
Бросало в дрожь,
И в венах кровь,
Так гулко била.
От дикой этой простоты…
Была удушливою пядь.
Нутро моё кровоточило,
Семь раз мне ставила печать,
И пела мне: «Все было, было».
На вечер ночь вуаль кидала,
Тогда я не знала доброты,
До темноты в глазах.
Сосало в ребрах,
Бросало в дрожь,
И в венах кровь,
Так гулко била,
От дикой этой простоты…
Глупым дано быть веселыми
Глупым дано быть весёлыми,
Умным должно быть красивыми,
Верность пахнет тяжёлым,
Мудрость дышит пассивным.
Вечность никак не меняется,
Жизнь или смерть — все равно.
Где нибудь да обломается,
Здесь я с ней заодно.
Нежность растает в надежде,
Тщетность пойдет по пятам.
С осторожностью как и прежде,
Или как нибудь напополам.
Сильные станут сильнее,
От очень серьезных обид.
Молодость постареет,
После и до, заменив.
Странные, неудачники,
С идеями или без.
Мачтами врезаться мрачными,
Уверенным наперерез.
Острыми, резкими, быстрыми
Движениями, но не рук.
Художественными мыслями,
Выступят ближние в круг.
Детство запомнится тучами.
Вдоль, назад, поперек.
Позже рассеется кучками,
Закатными, но на восток.
В общем и целом все мило,
Укладывается в колею,
Ей и закончу красиво,
Пусть завернут в простыню…
А я музыку люблю и менуэты
А я музыку люблю и менуэты,
Под маршы засыпаю и гопак.
Увлекаюсь смехом я инопланетным,
Уверенным предпочитаю страх.
Как крах надежды и не в милости,
Так ты скорее подожди,
Побьюсь ещё я в этой сырости,
Ты только жди, ты только жди..
Любимый взгляд, любимый вздох
Любимый взгляд,
Любимый вздох
И губы в полусмешке.
Твой искренний укор,
И честная обида,
И головы печальный поворот
Мне дороги и вечны…
Но есть надежда у меня
Понять, что смысл наших строк,
Набросанных небрежно,
Написаны невидимой рукой,
С любовью... нежно… навсегда…
Иди сюда, товарищ!
Иди сюда, товарищ,
Вынь руки из брюк —
Безобразишь?
Я душу выну твою.
Растяну тебя я,
По струнке,
Из трусливых
Шагов невпопад.
Твои ноги с
Моею дубинкой,
Обретут
Уверенный шаг.
Я согласен, можно иначе.
Но мне кажется, что не с тобой.
Твой маршрут уже обозначен,
Лихого не беспокой.
И пожалуй будь терпеливым.
Будь нескладным, уродливым, но
Ты со временем станешь красивым,
Для меня, для себя, для него…
Слово и дело
Слово или дело,
Пустота и тело в нём,
Все переходило и перехотело,
Не забродило, но переспело.
Как отчий дом, где сын и дочь,
Пересидела и
Словно мелом судьба,
Написанная поделом,
Смеялась гневом,
Открытым зевом,
С закрытым ртом
Я аппетитный и вкусный человек
Я аппетитный и вкусный человек,
Для своего прожорливого времени.
Я маленький,
Но не для всех...
А ладно
Пусть бьют кувалдой
По моему мягкому,
По самому, по темени...
Одолжение у вечности
Я бы одолжил
У вечности немного,
Терпения и лжи,
Взял бы их в дорогу.
Состраданьем высох,
В путь свой обережный,
Да мечтами выцвел,
В золотой подснежник.
Дни всегда весенние,
Кажутся тревожными.
Грубыми и нежными,
И всегда возможными…
Про людей
Летит дрон, под ним днище,
Окропляет решетом, людей тыща.
Торпеда, стык,
Человеческий глаз,
Словно рыбий балык.
Земля, воздух, химеры с точку.
Редеют села, растут черные
Кочки…
Сыпется с неба слепой свинец:
Пыль, боль, увечья, конец!
Раскидали костров в полукруг немало,
Занимается зарево, бронь металла.
Плавится враз,
Радость сменяет смертный экстаз.
Развивается вширь
Анемия земли,
Двусторонняя пневмония.
Надрывает стальную глотку,
Алыми ручейками
Стекает жизнь,
В топку,
Войны…
Торопись
Торопись,
Молодой, торопись,
Мнение о тебе
Общества — перекись.
Чуть замешкался,
И уже ржавчина,
И останется только,
Что вниз и ввысь…
Вы не трогайте лица руками
Вы не трогайте лица руками,
Не ищите в них правды, скорбя.
Обнажайте вы лучше словами,
Свою душу и ум не щадя.
Не хватайтесь за тросы покрепче,
Вам на них не повиснуть навзничь,
И уж точно не проще и легче,
Из них вытянуть нужную нить.
Глупых бойких найдется навалом,
Дурачье не боится границ,
Шаг за шагом идут каннибалы,
Ровный ряд бессмысленных лиц.
Вот стрекочут в венах иголки,
Аритмичностью в вечность скользя.
Мы, конечно, почти уже волки,
Но ведь с нами так тоже нельзя.
Всех мы помним ушедших с наводки,
Генной клеточкой чувствуюем… Зря
Нам пытаются влить через глотки,
Чью то истину, ложью смердя.
Захлебнувшись кровью аорта,
Дрогнет, взвизгивая и на дыбы.
Не поднимется павшая рота,
И всё помнят только — мы и гробы...
Каждому дается разное
Не услышат больше нас никогда,
Позабудут ведь нас навсегда.
Хоть молись ты, или плачь, или пой.
Нету места в ковчеге — не ной!
Правда, надо заметить её,
Что иным даётся гнилье,
А другим золотое шитье,
Вот и всё!
От дней таких
Храни господь от дней таких,
Где мы слепее всех слепых.
Храни нас бог, не сметь потом
В подобный бред поверить.. Сном
Беспробудным спят они,
Им не вернутся из тайги...
Их грез и вожделений,
Не сбытых мечт и откровений,
Храни господь не впасть в
Печаль, унынию в обьятия не отдастья.
Таких речей попам не жаль,
Не жаль и с ними мне расстаться…
Ах, какая прекрасная жизнь
Ах какая прекрасная жизнь,
Из манящих душистых лесов.
А в другом конце катаклизм,
В виде скорченных болью висков.
За рассветом и нега, и страсть,
Уложились в одну колею.
Даже яблоку негде упасть,
Ну, а я возьму упаду…
Пусть мне вера крылья не даст,
Полечу я на крыльях любви.
Я уверен она не предаст,
И не дрогнет у самой земли.
Ну, а если все кончится там,
Где не север, восток или юг.
То по этим, по мертвым пятам,
Пусть проститься придет лучший друг…
Там где однажды
Там где однажды бетонная бездна,
Как бы случайно тебя позовет,
Как не крути не выйдет прелестно,
Выйдешь наружу холодный как лед.
Пусть ненавидишь ты трогать руками,
Все, что тебе не принадлежит,
Пусть ненаглядная будет не рядом,
И умерший пёс с того света скулит…
Выйди спокойно, не трогай оконце,
Смело пройди за пролётом пролет,
Дверь распахни и яркое солнце,
Пусть проникает сквозь гололёд…
Если тяжёлые веки поднявши,
Не покорился себе и судьбе,
Если к молитвам ты глух был и спящим,
Ты не рассказывал сказок о сне.
Если однажды иконкою совесть,
Вдруг упадет, где то рядом звеня,
Это почти уже тянет на повесть,
Хоть и весь мир ненавидит тебя…
Все, что не дремлет в печальном рассвете,
Всё, что не внемлет словам и слезам,
Все, кто не верит, что кончится этим,
Все, кто не верят, окажутся там.
Ты не забудь, что мысли как дети,
Доверяй только тем, кто любит, скорбя,
Думай о тех, кто тут не за этим,
Помни о тех, кто любит тебя…
Эх, любил я музыку
Эх, любил я музыку,
Да не любил сидеть.
Мне бы эту музыку,
Взять да обозреть.
Лица бы узнать бы,
Голоса и гам.
Вот вы, братья, врать-то,
Я не дал бы вам.
Вдоволь накататься,
На мирских санях.
В море искупаться,
В Девичьих слезах.
В лестных побарахтаться,
Горестных речах.
Праведно завраться,
На семи прудах.
Обеспечить вечным,
Недовольных сном.
И отплыть беспечно,
В лодочке вверх дном.
Свет весь окромешить,
Как свою судьбу.
На миру потешить,
И сгореть в аду…
Вроде как
Я живу вроде как по совести,
Ничего вроде лучше нет.
Только как избежать той повести,
Где тебя и меня где нет…
Я живу вроде как по совести,
Ничего вроде лучше нет.
Только как избежать той повести,
Где тебя и меня где нет…
Мы любили без всяких условностей,
Только балуются все ружьем.
И без всякой там ложной скромности,
Под прицелом опять вдвоём…