А ты добейся хрипоты
В сердцах людских,
И хорошо бы наготы
Душевной их…

Из бесконечных слов любви
Скуется цепь для уст.
В святых запястьях не ищи
Рукопожатий вдруг.


В своих мечтах и море грёз,
Найти дорогу не легко,
Не взять тут высоту без слёз,
Да и взаймы не то…

А из-под сомкнутых ресниц,
Текут прискорбные ручьи.
Тут нет других и нет ничьих,
И нет серьезных лиц.

Актеры театра и кино
Играют в жизнь.
Лишь пантомимам все равно,
Кому служить.

Немой пронзительный их взгляд,
Он смотрит внутрь вен,
Проходит образ, и Роден
Встаёт с колен.

Тем пантомимы и сильны,
Коль речь о них.
Все беззащитны и грустны,
Но далеки они...

Покажи мне, любимый, где юг.
Где ветра будут в спину мне дуть.

Нарисуй ты мне в озере круг,
Где мне можно легко утонуть.

Покажи мне дорогу в лесу,
Где берлога — моя благодать.

Отыщи мне большую сосну,
Ту, которую можно обнять.

Все сомнения мои ты развей,
В поле высыпь всю свою страсть.

Не пришпоривай буйных коней,
Я готова с тобою пропасть.

Я сижу на полу, обняв половицы.
Мне видится что-то, мерцает сознание.
В мозгу где-то слезится,
Во времени растекаются мысли, превращаясь в глаголы,
Они в основе, во главе угла.
Можно закрыть все школы.

И мне от удушья обиды, пора перестать
Искать смысл, перестать злиться.
Икая прошлогодней ставридой, нужно
Встать наконец и выйти из моды,
Для этого надобно обнажиться
И дать немного свободы пресловутой.

Мне нужно и нужно умыться…
И вот уже осень и я очень серьёзен, как никогда,
Милости просим — мне кто-то свербит у моего виска.
Позади года, их немного, почти сорок два.
Но кому-то и этого не хватило,
Чтобы просто быть.

Помечу-ка здесь, пока,
Не уплыло сознание в осень и в зиму,
Я кладу продовольствие в магазине в свою собственную корзину,
Я надеюсь на лучшее, или нет. Я думаю
Размышляю… Я стою на пороге… Я знаю
Или не знаю…

Таков промежуток, такой рубеж, я нашёл икону и новый падеж.
Меня донимает не мысль, тревога… я маюсь… какое-то беспокойство,
Обнаруживает в зрачке новое страдательное свойство,
Расширяется сужая границы мира.
В моем случае, полсотни метров квартира.

Я безнадёжен, мечтами укутан, как и многие.
Последние лгут и я многим, запутано всё и всё слишком просто.
Махну я, пожалуй, рукой.
И на каменный остров вступлю,
Свое прошлое оттолкнув ногой...

Была удушливою пядь,
Нутро моё кровоточило.
Семь раз мне ставила печать,
И пела мне: «Все было, было».

На вечер ночь вуаль кидала,
Тогда я не знала доброты,
До темноты в глазах.
Сосало в ребрах,
Бросало в дрожь,
И в венах кровь,
Так гулко била.

От дикой этой простоты…
Была удушливою пядь.
Нутро моё кровоточило,
Семь раз мне ставила печать,
И пела мне: «Все было, было».

На вечер ночь вуаль кидала,
Тогда я не знала доброты,
До темноты в глазах.
Сосало в ребрах,
Бросало в дрожь,
И в венах кровь,
Так гулко била,
От дикой этой простоты…

Глупым дано быть весёлыми,
Умным должно быть красивыми,
Верность пахнет тяжёлым,
Мудрость дышит пассивным.

Вечность никак не меняется,
Жизнь или смерть — все равно.
Где нибудь да обломается,
Здесь я с ней заодно.

Нежность растает в надежде,
Тщетность пойдет по пятам.
С осторожностью как и прежде,
Или как нибудь напополам.

Сильные станут сильнее,
От очень серьезных обид.
Молодость постареет,
После и до, заменив.

Странные, неудачники,
С идеями или без.
Мачтами врезаться мрачными,
Уверенным наперерез.

Острыми, резкими, быстрыми
Движениями, но не рук.
Художественными мыслями,
Выступят ближние в круг.

Детство запомнится тучами.
Вдоль, назад, поперек.
Позже рассеется кучками,
Закатными, но на восток.

В общем и целом все мило,
Укладывается в колею,
Ей и закончу красиво,
Пусть завернут в простыню…